Годы и люди: КОМАНДИРЫ (часть 10-я и заключение)

Прежде чем приступить к завершению этого цикла, сообщу внимательным читателям, что о двух тренерах, возглавлявших сборную СССР, зарисовок в «Командирах» вы не найдете. Прежде всего, потому, что тренерские карьеры Эдуарда Малофеева и Анатолия Бышовца не завершены и, надеюсь, завершатся не в ближайшее время. Кроме того, они возглавляли еще и сборные Белоруссии (Малофеев) и России (Бышовец). Наконец, в очередной раз напомню, что весь этот цикл замышлялся как опыт рассказа о личных впечатлениях автора от встреч с тренерами сборной СССР, о полученных мною от них уроках и советах, о приобретенных от них знаниях. Мне доводилось, конечно, изредка общаться с Малофеевым и Бышовцем, но, признаюсь, как на духу, немногое осталось в памяти. Во всяком случае, никаких откровений эти встречи не принесли. Возможно, по моей собственной вине, а, может быть, просто потому, что оба они моложе вашего покорного слуги и поэтому не открывались в полной мере. В общем, не знаю, честно говоря, что и сказать. Надеюсь, что по завершению их тренерских карьер найдутся молодые коллеги, которые именно с них начнут свои циклы воспоминаний о ведущих тренерах нового времени. Я же, завершая «Командиров», несколько отойду от хронологического порядка и начну с Юрия Морозова, чтобы затем перейти к Никите Симоняну, уточнив при этом, что оба они на протяжении довольно длительного периода вместе входили в тренерский штаб сборной страны.

Юрий Андреевич Морозов

В начале второй половины 60-х годов, когда только начала зарождаться идея перехода на календарь «осень – весна», специалисты заговорили о необходимости продления нашего сезона, о том, что футбол должен стать круглогодичным видом спорта. И было тогда решено провести в конце зимы турнир для двадцати четырех команд высшей и первой лиг на призы газеты «Советский спорт». Турнир этот получил поэтическое название «Подснежник» и два года подряд (1967, 1968) проходил на южных стадионах в разных городах Узбекистана, Таджикистана, Азербайджана и Грузии.

И вот на одном из первых матчей первого же турнира, кажется, это было в Самарканде, я познакомился с Юрой Морозовым. Он тогда увлеченно занимался научной работой, не расставался с магнитофоном, на который записывал во время игр данные о технико-тактических действиях футболистов. Крохотных диктофонов и, тем более, видеомагнитофонов в то время не было. У Юры на плече висел портативный, как тогда называли, ленточный магнитофон, довольно все-таки внушительных размеров. Начинался матч, Юра подключал микрофон и вел свой, только ему понятный репортаж, который каждый вечер расшифровывал. Обо всей его работе мы с Олегом Кучеренко и написали тогда в «Советском спорте» в небольшой статье под заголовком «Магнитофон Юрия Морозова».

Спустя три года Юра защитил диссертацию и лишь через долгие восемь лет приступил к тренерской деятельности, к чему я призывал его при каждой встрече. В 1978-м он возглавил «Зенит», а уже в 1980-м впервые в истории команды привел ее на третье место в чемпионате страны. Казалось, Юре предстоит славный тренерский путь. Но, увы, был этот путь в дальнейшем все-таки больше усеян шипами, а не розами. Ему приходилось работать с командами, попадавшими в тяжелейшие ситуации, создавать периодически новые составы или существенно обновлять старые, которые добивались затем достижений уже под руководством других тренеров. Так было впоследствии и с «Зенитом», и с киевским «Динамо», и с ЦСКА. К слову, ЦСКА он вернул однажды из первой лиги в высшую, а в киевском «Динамо», заменив на сезон Лобановского, занял с командой седьмое место, что было, естественно, признано неудачей. Но в следующем году, по возвращении Лобановского, киевляне оказались на десятом месте, так что Морозов, объективно говоря, сработал не так уж плохо.

В сборной СССР он на протяжении многих лет входил в тренерский штаб, но в качестве главного тренера возглавлял ее лишь в четырех матчах в 1988-м, заменяя Лобановского (в трех матчах весной и в одном в конце лета). Вообще же, мне кажется, его творческое содружество с Лобановским на протяжении долгого периода было весьма плодотворным, хотя Юра всегда оставался в тени. Однажды он подвозил меня с какого-то матча в Лужниках, и я завел с ним разговор о том, что какой бы интересной ни казалась ему их совместная работа, все же разве не лучше поработать самостоятельно. А он откровенно и, пожалуй, с некоторой грустью в голосе ответил: «Видимо, каких-то качеств для этого у меня не хватает, раз все устраивает». Мне же кажется, что одно из качеств у него было в избытке. И это качество – скромность. В его командах выросли и стали известными мастерами множество игроков, но он никогда, в отличие от многих его коллег, не перечислял своих учеников. Предпочитал, чтобы они сами вспоминали о том, кто дал им путевку в большой футбол. Пожалуй, Юра не только был излишне скромным человеком, но и, как говорится, самодостаточным. А это дорогого стоит.

Никита Павлович Симонян

С точностью до нескольких дней помню о том, когда мне посчастливилось познакомиться с одним из кумиров моего футбольного детства. И года не прошло с тех пор, как я стал штатным сотрудником еженедельника «Футбол», а главный редактор Мартын Иванович Мержанов поручил мне встретиться с Симоняном, чтобы подготовить материал к юбилею замечательного мастера и тренера Николая Тимофеевича Дементьева.

Никита Павлович тепло побеседовал с новичком-журналистом о юбиляре и при расставании попросил показать ему написанное. Так что на следующий день я привез ему текст. Он внимательно прочитал его, расписался на последней странице, и я поехал обратно в редакцию. Мержанов, крайне скупой на похвалы, встретил меня с улыбкой и мгновенно отправил странички в набор. Так в очередном номере еженедельника за подписью Симоняна появилась полоса под заголовком «Дементьеву – 50? Не верю». А спустя несколько дней Мартын Иванович рассказал, что, пока я возвращался в редакцию, ему позвонил Симонян и, как выразился наш редактор, слов не жалел, расхваливая новичка. «Считай, что у тебя есть еще один крестный в журналистике», – заключил Мержанов.

Ко времени нашего знакомства Никите Павловичу еще не исполнилось 39 лет, а он уже добился большого тренерского успеха: ему было 36, когда он привел «Спартак» к победе в чемпионате страны (1962). В следующем сезоне он руководил сборной СССР в московском матче со шведами, и кто знает, победи тогда наша команда, возможно, он остался бы ее тренером. Но было поражение (0:1), после чего к руководству сборной пришел Константин Бесков.

Вообще же тренерские успехи Симоняна на клубном уровне впечатляют. Еще дважды его команды становились чемпионами («Спартак» и «Арарат») и четыре раза выигрывали Кубок. Он стал вторым (после Николая Гуляева) в нашем футболе человеком, который как игрок в составе «Спартака» и как тренер «Арарата» в одном сезоне делал «дубль», то есть побеждал и в чемпионате, и в Кубке страны.

Однако по-настоящему проявить себя во главе сборной страны ему не удалось. Самое печальное в этом отношении случилось весной 1977 года. И расскажу об этом чуть подробнее, так как коснулась неудача команды и меня как обозревателя. После провального сезона-76 тогдашние руководители сборной Валерий Лобановский и Олег Базилевич были отправлены в отставку, и в период тренерского безвременья утвердили календарь отборочных матчей чемпионата мира – 78. По этому календарю нашей команде предстояло провести четыре встречи со сборными Греции и Венгрии менее чем за месяц – с 24 апреля по 18 мая. И вот в отчете о первом матче СССР – Греция (2:1) я подверг резкой критике этот календарь, подробно объяснив, что за такой короткий срок, да к тому же весной, создать новую, боеспособную команду практически невозможно.

Вышел в свет еженедельник «Футбол» с этим отчетом, естественно, в воскресенье, а накануне, в субботу, то есть спустя шесть дней после первого матча, сборная проиграла в Венгрии (1:2). В понедельник утром мне позвонил недавно ставший начальником Управления футбола Анатолий Дмитриевич Еремин и попросил приехать к нему для серьезного разговора. Откровенный, прямой человек, Еремин сразу же сказал мне, что некие специалисты (а я мгновенно понял, что это были откровенные недоброжелатели Симоняна) считают, будто вся критика в моем отчете продиктована тренером, заранее искавшим для себя оправдания на случай неудачи. На столе перед нами лежал номер еженедельника, в котором множество строчек моего отчета были подчеркнуты красным цветом. И Еремин просил меня пояснить все критические слова в адрес календаря и объяснить, почему невозможно было создать за зиму новую команду. Прежде всего, я клятвенно заверил его, что с Симоняном до первого матча не беседовал. И это была абсолютная правда. У нас просто не было повода для разговора, ибо трудности, с которыми он столкнулся, были настолько очевидны, что мне не требовалось проверять в беседе с ним свои соображения.

В ходе нашего разговора Еремину доложили, что пришли для беседы с ним Владимир Астаповский и Александр Минаев, участники субботнего матча в Венгрии. Я хотел было покинуть его кабинет, но он попросил меня остаться. А Володю и Сашу он сразу же спросил, успели ли они, по прилете из Будапешта, прочитать мой отчет. Кто-то из них читал, кто-то – нет. Ах, да, забыл уточнить, что в кабинет начальника Управления они входили по очереди. Сначала он беседовал с одним, потом на смену пришел другой. Словом, не сговариваясь и каждый по-своему, собственными словами, оба, по сути, сказали то же самое, что было написано в отчете о первом матче.

Провел я тогда в этом кабинете полдня, но, покинув его вроде бы победителем, никакой радости не испытывал. Ибо прекрасно понял, откуда дул ветер. Понял и то, что Симоняну в сборной придется очень нелегко, учитывая, сколь сильна оппозиция. Его же мягкий, доброжелательный характер не таков, чтобы давать отпор недоброжелателям, действовавшим к тому же исподтишка.

А в качестве доказательства вспоминаю еще об одном случае. Никита Павлович продолжал возглавлять сборную до середины 1979 года. Успехи, естественно, чередовались с неудачами, и его, в конце концов, сменил Бесков. И вот поздней осенью или ранней зимой того же года мы случайно встретились в Сочи. Никита Павлович выглядел настолько подавленным, что я даже растерялся. Слово за слово, и в долгой прогулке по набережной он рассказал мне, как хамски оскорбил его коллега, младший по возрасту. Меня не так поразило это оскорбление, ибо я знал цену тому человеку, как то, что Никита Павлович ему никак не ответил. Да, тогда это меня поразило. Но только покамест не понял: Симонян не тот человек, который способен на хамство ответить хамством. Когда мы расставались, настроение у него явно улучшилось, так всегда бывает с нами после того, как изольешь душу. Впоследствии я исподволь следил за тем, как развивались у него отношения с тем коллегой, и заметил, что в итоге Симонян его простил.

Его работа в сборной продолжалась еще долго. На протяжении ряда лет он был начальником команды. Тоже нахватал на этой должности шишек. Но именно такой человек, как он, должен был войти в историю сборной СССР как продолжатель дела Андрея Петровича Старостина. Лучших начальников команды, чем Старостин и Симонян, по-моему, и представить себе невозможно.

Заключение

Хотя я старался в цикле «Командиры» делиться в основном лишь личными впечатлениями, все же одна проблема высветилась помимо моей воли. И проблема эта в том, что тренерская чересполосица не приносила пользу сборной. В отечественной школе можно выделить несколько линий тренерской преемственности. Не настаивая на их безусловной истинности, назову, например, такие: Аркадьев – Якушин – Качалин – Бесков; Маслов – Морозов – Пономарев – Севидов; Вольрат – Дангулов – Соколов – Гуляев. Как известно, в геометрии Эвклида параллели не пересекаются, но в геометрии Лобачевского их пересечение возможно. В нашей тренерской школе пересечений было множество, потому-то и считаю выстроенные линии преемственности в большой степени условными. Однако, к огромному сожалению, в работе сборной СССР творческая преемственность существовала далеко не всегда. Может быть, даже крайне редко. Что не шло команде на пользу.

А завершу этот цикл воспоминаний о тренерах сборной страны четверостишием Василия Андреевича Жуковского:

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет,

Но с благодарностию: были.                    

Валерий ВИНОКУРОВ