Годы и люди: АВТОР МАСЛОВ

 В течение месяца – с конца апреля по конец мая – наш футбольный люд отмечает две даты: 100-летие Виктора Александровича Маслова и 50-летие еженедельника «Футбол». Для меня, отдавшего почти четверть века работе и затем публикациям в еженедельнике, эти даты тесно соприкасаются. Потому что одним из самых близких и дорогих людей футбола был в моей жизни именно Дед, как все его называли, – этот неповторимый человек и тренер.

По сути своей профессии он, естественно, жил работой. Практически не имел свободного времени, что, собственно, характерно для тренеров-практиков, тренеров-педагогов. По сути своей личности он, в отличие от многих его коллег, но не от всех, конечно, периодически отрывался от практической деятельности, чтобы оценить футбольные явления в целом. Оценить не только происходящее у нас в стране, а и во всем мире. Обладал он для этого многими качествами: наблюдательностью, искренностью, умением отрешиться от сиюминутных тренерских забот, от неизбежной для этой профессии скрытности. А самое, по-моему, главное – талантом аналитика.

Виктор Александрович начал публиковаться в «Футболе» сразу же после его создания и продолжал на протяжении более полутора десятков лет – до последних дней жизни. Вполне логичным оказался для него и выбор помощника-журналиста. С Александром Яковлевичем Витом они были товарищами еще с довоенной поры. Вит в свою очередь тоже был превосходным аналитиком, публицистом, знатоком не только отечественого, но и зарубежного футбола. Глубокие выводы Маслова Вит излагал хорошим литературным языком, как и должен поступать настоящий журналист. Там мне виделось их содружество в то время, так я оцениваю его и сейчас.  Однако существует и другая точка зрения. Суть её в том, что Вит, мол, навязывал Маслову собственные суждения и публиковал их под авторитетной подписью известного тренера. Прежде чем я на основе собственного опыта многолетнего сотрудничества с Виктором Александровичем (началось он после смерти Александра Яковлевича) постараюсь опровергнуть эту, по моему убеждению, нелепейшую позицию, скажу, на чем может быть основано заблуждение.  Дело в том, что Вит часто находил яркие, прямо-таки художественные образы для иллюстрации той или иной футбольной идеи. Такими образами полны его собственные статьи, щедро делился он ими и с Виктором Александровичем тогда, когда они вместе работали над масловскими статьями. Маслов же был чрезвычайно восприимчив к живому слову, он чувствовал слово не хуже, а то и намного лучше иных эрудированных литераторов, ибо знания, как известно, не прибавляют ни ума, ни таланта. Любую находку журналиста Маслов ценил, а находки Вита тем и отличались, что позволяли выпукло, доходчиво выразить мысль. Так вот и получалось, что в статьях Маслова отчетливо проступал литературный стиль Вита. Вот и причина заблуждения.

А теперь несколько слов в опровержение. Прежде всего, Виту вполне хватало собственного авторитета для того, чтобы высказать и доказать то, что ему казалось важным и необходимым. В то же время принципиальность и упрямство, в самом хорошем смысле этого слова, никогда не позволили бы Маслову поставить свое имя под статьей, в которой было высказано хоть что-то, с чем он не согласен.

В романе «Наша с тобой «Звезда», нескольких повестях и рассказах (написанных мною в соавторстве с Борисом Шурделиным) есть персонаж – тренер Веретеев, прототипом которого был Маслов. Естественно, мы использовали запомнившиеся нам реплики Виктора Александровича, понятно, не бытового, а только содержательного плана. Так вот Маслов (а в книгах Веретеев) никогда не говорил «моя статья», «в моей статье», «я написал», а всегда только «наша с Сашкой», «мы с Сашкой написали» до 71-го года, пока был жив Вит, а затем до 77-го, до своей смерти, – «наша с Валеркой», «мы с Валеркой»…

Скольким тренерам помогали мы, молодые тогда журналисты, но нелегко вспомнить, кто бы еще из них говорил так же (из своего опыта назвать могу еще только Бориса Павловича Набокова и Игоря Александровича Нетто). Зато абсолютное большинство было избавлено от кривотолков и заблуждений, хотя и сравнить невозможно вклад многих из них в их «собственные» статьи с вкладом Маслова в его действительно собственные. Ибо он всегда приходил к нам с идеей, которую без него невозможно было реализовать.

Да и работа с ним над статьей принципиально отличалась от «помощи» многим другим авторам, когда приходилось выуживать у них по словечку, по идейке, затем насыщать статью собственными мыслями и наблюдениями, давать на прочтение и получать автограф. Работа же с Масловым была поистине тем самым трудом, что в радость. А начиналась она с того, что он забирался на высокий третий этаж по крутой лестнице (лифта у нас в старом здании не было) и входил в редакцию «Футбола», запыхавшийся от крутизны пролетов и возбужденный необходимостью нам доказать, что нужна, позарез нужна именно сейчас, статья именно на эту тему.
Мне порой было непонятно такое его волнение, ведь крайне-крайне редко мы с ним не соглашались, профессионально возражая, что нет, мол, здесь, дорогой Дед, темы для статьи, наберется лишь на реплику. Но было это, повторяю, чрезвычайно редко, ну, может быть, в одном случае из ста. И он быстро соглашался, говорил: хорошо, напишите тогда реплику. В остальных же девяноста девяти случаях мы выслушивали его с неподдельным вниманием и интересом – в те минуты и начинала создаваться статья. Потом уже у него или у меня дома, во время работы, я иной раз спрашивал: что же вы так волновались, когда предлагали нам тему? Он отвечал: боялся – не захотите такую статью, вдруг у вас там другие взгляды. Тогда я лишь улыбался: ну и что, если даже другие, вы-то можете высказать свои. Он только качал седой головой и после долгой паузы говорил: а вдруг-то вы правы, а я не прав, чего ж писать бесполезное или вредное?!

Эх, молодо-зелено. Теперь-то, когда и у меня голова седая, а волос ничуть не больше, чем у него тогда, я без тени улыбки вспоминаю этот короткий – в паузе, для разрядки – диалог. У него был иной – как житейский, так и профессиональный опыт. Он знал, что могут и не дать высказаться, если редакция, а тем более так называемые инстанции с автором не согласны. Я же тогда этот опыт лишь приобретал. Оттого-то он и волновался, приходя с темой, которая лишь потому и казалась ему спорной, что отличалась от официозной точки зрения или просто расходилась с общепринятыми взглядами.

Волновался он еще и потому, что не хотел писать без пользы. Полное отсутствие самонадеянности. Не считал он себя непререкаемым авторитетом, не кичился перед журналистами своими тренерскими достижениями и профессиональными знаниями. И всегда возражал, когда при нем кто-нибудь разделял специалистов и журналистов. Это ведь расхожее: «на заседании присутствовали работники федерации, тренеры, судьи, специалисты и журналисты». Маслов обязательно удивлялся, высоко подняв густые брови: а журналисты, что, не специалисты, что ли? «Да мне с иными коллегами и поговорить не о чем! Они же о футболе не мыслят, а сплетничают. У них глаза пустые. И у некоторых футболистов, что в вашу профессию из нашей пришли, – тоже глаза пустые. Журналисты – это самые специалисты и есть».

Он совершенно искренне так считал, потому и работа над статьей превращалась в радость, а то и в праздник. А уж выход его статьи для меня всегда праздником был. Еще и потому, что слышал потом: «Наша с Валеркой статья». Итак, он приходил с темой, и мы договаривались о встрече для работы. Встретившись, за бумагу и ручку брались нескоро: обсуждали, что называется, обсасывали проблему со всех сторон, спорили, как, правда, могут спорить только единомышленники, ибо вообще лишь с единомышленниками есть смысл спорить. Расхоже сказать, шел процесс взаимообогащения, взаимоприобретения. Больше приобретал, конечно, я, но и Дед в ходе беседы утверждался в выводах, находил новые доказательства, что, понятно, улучшало рождающуюся статью.
Бывало между тем и так, что мы оставались каждый при своем мнении. Я тогда говорил, что когда-нибудь выскажу свое суждение в собственной статье, а сейчас запишу его мнение. Однако и в этом случае польза в итоге была, ибо он теперь высказывался мягче, не столь категорично. Но вовсе не для того, чтобы впоследствии отступить, а лишь из уважения к возможным будущим оппонентам. «Вот когда ты потом напишешь, я тебе снова отвечу и уж тогда порезче», – миролюбиво заключал он.

Однажды Виктор Александрович спросил: « А поэт Винокуров, не твой ли родственник?» Нет, отвечаю, однофамилец, но хороший знакомый, и стихи его очень люблю. «Знаешь, у него есть такие: учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться». Не учитель, поправляю, а художник. «Не может быть». Беру с полки книгу, показываю: художник. «Очень жаль. Учитель – лучше». Почему? «Потому что учитель – это и тренер». А художник? Сравнивают же тренеров с режиссерами? «Это всё от лукавого. Тренер – это, конечно, учитель. Но самое главное – что он должен учиться у своих учеников. Если перед этим сам научил их чему-то, – и вдруг безо всякого перехода, – а ты вот у меня учишься?» Ещё бы! «И я у тебя. И у Сашки я многому научился. И он у меня». А в футболе? «У всех я учился. И до сих пор учусь».

Столько лет его уже нет с нами. Уже на пенсии его лучшие, истинные ученики. На пенсии и те, что сами себя называют учениками Деда, по глубинному существу ими не являясь. Однако таковы природа футбола и свойство нашей памяти, что находится в них место для разных учителей. Как вдумчивых, так и поверхностных. И для учеников, как благодарных, так и нерадивых. Но пока мы живы, будем верить, что появятся новые настоящие учителя. Такие, как Виктор Александрович Маслов. И воспитают достойных учеников. Таких, чтоб было у кого учиться.

Валерий ВИНОКУРОВ.