Слова «публикатор» не нашлось ни в одном словаре, и тогда стало ясно, что оно из нашего профессионального жаргона – журналистско-литературного. Означает коллегу, который предлагает на суд читателей не свое, а чье-то сочинение, или письма, например. В роли публикатора и предстоит на этот раз выступить вашему покорному слуге, решившему познакомить читателей с интервью, которое взял после чемпионата мира 1966 года для еженедельника «Футбол» выдающийся форвард у великого вратаря. Форвард – это Сергей Сальников, вратарь – Лев Яшин. Поскольку интервью с Яшиным открывало несколько лет назад нашу рубрику «Годы и люди» и в нем многое о Льве Ивановиче сказано, расскажу вам сейчас о Сальникове.
Сергей Сергеевич был старше своего собеседника на четыре года, а автора этих строк, значит, на целых четырнадцать лет. Но поскольку мы с ним дружили, то и разницы в возрасте не замечали. Дружба наша завязалась уже на профессиональной основе, а в моем послевоенном детстве и юности он был самым любимым игроком, потрясающее мастерство которого фактически и сформировало мой футбольный вкус. Сальников демонстрировал эстетически идеальную, если так позволительно выразиться, игру: высокотехничную, умную, комбинационную и результативную. Казалось, в техническом плане он достиг совершенства, ан нет, постоянно искал что-то новое, особенно пристально наблюдая за бразильцами. А перед глазами по сей день стоят изумительные по красоте забитые им голы: и левой, и правой, и в прыжке, и с разворота, и головой….
Для более поздних поколений любителей футбола перечислю его достижения. Он был олимпийским чемпионом 1956 года и участником первого для нашей сборной чемпионата мира 1958 года. Чемпионом СССР становился трижды: сперва с московским «Динамо», потом дважды с московским «Спартаком». Кубок СССР выигрывал пять раз: трижды в составе московского «Спартака», по одному разу с ленинградским «Зенитом» и московским «Динамо».
Работал тренером – в «Спартаке» и вторым, и совсем недолго главным. Тренировал и другие команды, даже какое-то время за рубежом. В 1961 году закончил факультет журналистики МГУ, и у него обнаружился яркий талант: чувство слова, своеобразный стиль, образное мышление. Писал он медленно, пользовался только авторучкой, никогда – пишущей машинкой, тщательно подбирал слова и формулировки. В год публиковал три-четыре статьи или столько же обозрений. Последние пять с лишним лет жизни работал телекомментатором такого уровня, что сравнить его в этом можно лишь с изредка приглашавшимися к микрофону, замечательными журналистами Львом Филатовым и Аркадием Галинским.
Сережа прожил до обидного мало: он скончался 9 мая 1984 года, за несколько месяцев до 59-летия. В тот день, как обычно в праздник, играли ветераны. Матч закончился, пришли они в раздевалку, он что-то сказал, нагнулся развязать шнурки бутс и упал замертво. Когда человек умирает во сне, говорят, что он был праведником, которому дарована легкая смерть. По-моему, Сережина смерть тоже была легкой, а в том, что его можно назвать праведником, у меня нет никаких сомнений. Очень хотелось узнать, каковы были его последние слова. Сидевшие рядом партнеры (увы, никак не могу вспомнить, кто это были) сообщали по-разному. Одному показалось, что он собирался рассказать какой-то анекдот, другому – что хотел обсудить игровой эпизод. И то, и другое так было похоже на Сережу! Из множества наших с ним встреч незабываемы две: однажды провели мы целый день, гуляя в Лужниках; другой раз – тоже целый день, бродя по Ташкенту. Говорили обо всем: о футболе меньше всего, больше о книгах, о жизни, о близких людях, о любви….
Вам предстоит сейчас прочитать его интервью с товарищем по клубу (какое-то время они вместе играли в «Динамо») и по сборной, в которой Сережа лишь один сезон выступал как динамовец, а четыре сезона – как спартаковец. Интервью такой жанр, когда интервьюер стремится «раствориться» в собеседнике, стараясь как можно точнее донести его слова. Однако мне кажется, что Сальникову удалось передать и речевую характеристику Яшина, и сохранить – пусть не в полной мере – свой стиль письма. Это интервью было опубликовано под заголовком «Многое видно из ворот» и в книге «Играя, сужу об игре».
Х Х Х
– Скажи, Лева, куда девались твои далекие выходы из ворот, которые одних приводили в восторг, других заставляли хвататься за сердце, ибо казались излишне рискованными, но, во всяком случае, никого не оставляли безучастным?
– Да, действительно таких выходов нынче поубавилось, и я объясняю это, прежде всего, сменой тактических систем. Ранее, во времена «дубль-вэ», крайние защитники и одиночка-центральный стояли друг от друга на большом расстоянии. Широкие коридоры между ними невольно соблазняли противников посылать длинные передачи в прорыв. Поэтому мне довольно часто приходилось совершать далекие вылазки, казавшиеся со стороны рискованными. Такие меры были полезными: они избавляли моих партнеров по защите от лишней траты сил и пресекали в зародыше готовые возникнуть единоборства. По сути дела, эти вылазки были безопасными, ибо требовали лишь элементарного расчета. Теперь иное дело. С утверждением второго центрального защитника появилось дополнительное звено в растянутых ранее коммуникациях. Оборона стала более насыщенной, в ней почти исчезли зияющие бреши, и, наконец, она стала проявлять неуклонную тенденцию к отходу назад, ближе к вратарю, чтобы зорко охранять самый опасный участок – подступы к воротам. Причины исчезновения длинного паса в прорыв кроются и в тактически более грамотном расположении защитников по отношении к своим подопечным.
– Но ведь защитники не всегда лишают противников оперативного простора в глубину поля! Случаи, когда они, поддерживая наступление своих нападающих, выдвигаются к средней линии поля, подтверждают это. Спрашивается, чем же объяснить отсутствие длинного паса вперед со стороны соперника при столь, казалось бы, благоприятных условиях?
– Я уже сказал, что защитники стали хитрее. Находясь у средней линии, они не рискуют атаковать нападающего сразу, а предпочитают иметь фору, которая и позволяет им в случае длинного паса легко приходить к мячу первыми. При таких условиях этот пас стал бессмыслицей и канул в небытие, а вместе с ним и мои дальние рейды.
– На чемпионате мира в твои ворота было забито пять голов. Как ты охарактеризуешь каждый из них?
– Говорить об этом, как ты сам понимаешь, малоприятно. Но я постараюсь объективно рассказать об этих печальной памяти случаях.
Венгр Бене забил мне первый мяч. История его проста. Бене хорошо открылся по месту правого центра нападения и получил пас в ноги. Путь к воротам неожиданно оказался открытым, и Бене вышел со мной один на один. Понимая, что ничего другого не остается, я ринулся навстречу, стремясь помешать удару броском в ноги. Но венгр, имевший достаточно времени, чтобы правильно оценить все выгоды своей позиции, хладнокровно распорядился мячом и послал его, подняв надо мной, в сетку.
Во встрече с командой ФРГ счет открыл Халлер. Он получил диагональную передачу – по-моему, от Шнеллингера – и, казалось, прежде чем нанести удар, обязан был обработать мяч, ибо стоял почти спиной к воротам. Я инстинктивно вышел вперед, чтобы сократить ему угол обстрела. Но Халлер против ожидания сразу нанес удар из очень трудной и невыгодной позиции. Удар вышел несильным, но неожиданным, и это решило дело.
В этом же матче я пропустил гол от Беккенбауэра. Беккенбауэр с мячом не спеша продвигался к нашим воротам, высматривая по пути, кому бы повыгоднее отпасовать. Он долго не мог решить это, поскольку все партнеры были прикрыты. Я низко нагнулся и с трудом, сквозь мелькавшие просветы в частоколе ног игроков, старался не упускать его из виду. И все-таки, к несчастью, в решающий момент, момент удара, Беккенбауэр оказался скрытым от меня игроками, и я увидел мяч, летящий в угол, слишком поздно. Такова правда об этом голе, вызвавшем много разноречивых суждений.
Следующий гол – с одиннадцатиметрового – от Эйсебио. Играя с ним вместе за сборную Европы в Сплите против национальной команды Югославии, я приметил, что его излюбленный угол ворот – под правую руку вратаря. И здесь, на чемпионате, он бил до встречи с нами три одиннадцатиметровых – и все в тот же угол. Я вправе был думать, что он не изменит своей привычке в столь ответственный момент, и приготовился к этому. Однако сделать что-либо оказалось невозможным: настолько удар был прицельным и сильным.
И, наконец, о последнем, пятом, мяче – во встрече с Португалией. После короткого навеса примерно на одиннадцатиметровой отметке завязалась борьба за верховую передачу между Корнеевым и Аугусто. Аугусто прыгнул чуть выше и раньше и сбросил мяч в сторону. Оказавшийся рядом Торрес с ходу и без помех мощно пробил под штангу. Спасти положение, на мой взгляд, было невозможно.
– Кстати, а вообще можно ли взять любой мяч или есть так называемые бесспорные голы, после которых остается лишь развести руками?
– Несколько отвлеченный вопрос. На него можно ответить двояко. Теоретически отражаются любые удары, но для этого в каждом случае вратарь должен – а иногда такое возможно лишь по чистой случайности – оказаться в самом нужном месте ворот. Но практически доказано , что любой, даже самый пустяковый, мяч может быть пропущен из-за несвоевременного переключения внимания, неровностей поля и многих иных причин. Так что в конечном итоге все зависит от спортивной формы вратаря и частично от стечения счастливых и неблагоприятных обстоятельств.
– Кто из вратарей и чем понравился тебе на чемпионате?
– Больше других произвели на меня впечатление англичанин Бэнкс и итальянец Альбертози. Первый обращает на себя внимание исключительно простой манерой игры, лишенной всякой рисовки. В то же время, наделенный отличной реакцией и сметливостью, он одинаково уверенно играет как на линии ворот, так и на выходах. Итальянец подкупает гибкостью и стройностью, очень пластичен и чуток в обращении с мячом – иными словами, обладает великолепной техникой. Кроме того – а это немаловажно, – умеет поддержать и обратить на пользу своей команде динамику ситуации, быстро и безошибочно вводя мяч в игру рукой.
Бэнкс и Альбертози – оба сильны. Допускаю, что если бы им пришлось поменяться командами, то Альбертози, оставшийся несколько в тени из-за неудачного выступления сборной Италии, мог бы привлечь к себе больше внимания.
– Что, по-твоему, изменилось в игре вратаря с того времени, когда ты начинал? Какие приемы вышли из употребления и какие появились?
– Ничто не потеряло своей ценности из ранее накопленного багажа. Просто приобрел больший удельный вес и значение такой тактический прием, как выход накоротке. Отвечая на первый твой вопрос, я уже говорил об исчезновении длинного паса на выход. При новой системе такие передачи стали свидетельством наивности и прямолинейности мышления. От них пришлось отказаться. Взамен от нападающих потребовались иные, более гибкие формы обыгрывания. Защитники при малейшем намеке на опасность предпочитают ныне группироваться вблизи штрафной площади: ведь здесь, в условиях умышленно созданной толчеи, им легче давать отпор нападающим. На чемпионате в той или иной степени все команды отдали дань этой тенденции. Вратари оказались между стойками ворот и стенкой своих и чужих игроков, расположенной где-то у границы штрафной. Таким образом, оперативный простор крайне сузился, и мы, вратари, стали совершать вылазки в моменты наивысшей кульминации, как бы из засады, неожиданно приходили на помощь там, где, по нашему мнению, она нужна была более всего. Как видим, характер выходов изменился: они стали короткими и более частыми, поэтому так возросла роль мгновенного решения и тонкого расчета. Скажу больше, времени подчас на размышление совсем не бывает, и при выходе приходится полагаться на интуицию. Теперь вратарям мало уметь только играть на линии ворот, пусть даже и отлично. Нынешний футбол не идет на компромиссы и к классным вратарям предъявляет требования тактического характера.
– Не заметил ли ты чего-либо нового в игре нападающих?
– В арсенале технических приемов ничего принципиально нового не приметил. Обращает на себя внимание та решимость, с какой все форварды, оказавшиеся волею случая впереди, атакуют в одиночку превосходящие силы защиты. Если на прошлых чемпионатах такую роскошь могли позволить себе лишь Пеле и Гарринча, то сейчас появилась целая плеяда искусных дриблеров, которые с удивительной ловкостью способны индивидуально обыграть подряд нескольких соперников. Среди таких «слаломистов» нужно назвать Эйсебио, Альберта, Бене, Симоэса, Болла и наших Численко и Метревели. Интересно, что эти и другие яркие представители атаки любят получать мяч в ноги и уже с ним пробиваться к воротам. Мне кажется, что такая манера выработалась не случайно и диктуется во многом поведением защитников, гораздо охотнее предоставляющих относительную свободу в приеме мяча и упорно не дающих возможности открыться за спину. Имея мяч, команды очень дорожат им и, чтобы сохранить его у себя, не пренебрегают даже серией поперечных передач. Пас вперед на обострение атаки следует незамедлительно в случае, когда передний нападающий выказал признаки активности и нашел обещанную позицию для диверсии.
– Всем хорошо известно, что ты во время игры помогаешь своим партнерам словом, подсказкой. Как относятся они к этому? Всегда ли прислушиваются к твоим советам?
– Я всегда ценил подсказ. Да и как же иначе? В быстрых сменах ситуаций защитник, желая подстраховать партнера, иногда невольно теряет из виду своего подопечного. Мне же, стоящему сзади, все видно как на ладони – вот и приходится подсказывать! Ребята понимают, что мое вмешательство вызвано интересами дела, а отнюдь не желанием кого-то укорить, и поэтому всегда реагируют сразу и, как мне хочется надеяться, признательны мне за это. Правда, на чемпионате с подсказом дело шло не всегда гладко.
В ходе игр обычно страсти накалялись. Распалялись и зрители, поднимавшие неистовый шум. По мере приближения мяча к воротам шум перерастал в истошный рев. Меня не могли услышать, но я все же кричал (больше, разумеется, для самоуспокоения, и это, право, неплохой способ для избавления от нервного напряжения!). В то же время я старался рассчитать и занять такую позицию, чтобы не быть застигнутым врасплох, если угроза последует из района, куда я только что адресовал подсказ. И все-таки, несмотря на любые препятствия, я за подсказ – товарищеский и своевременный.
Х Х Х
Вот такой это был разговор двух замечательных мастеров своего дела – Сергея Сальникова, мастера в футболе и в журналистике, и Льва Яшина, лучшего вратаря мира ХХ века.
По праву готовившего это интервью к публикации добавлю еще несколько строк. Однажды опытный телевизионный работник спросил, какой полевой игрок был моим самым любимым. Ни на секунду не задумавшись, ответил: «Сальников». Спустя некоторое время, вспомнив об этом вопросе, спросил сам себя: а если назвать тройку? Тогда добавил бы Алекпера Мамедова и Валентина Иванова. А если пятерку? То еще – Эдуарда Стрельцова и Всеволода Боброва. А если десятку? То – Василия Трофимова и Николая Дементьева, Константина Крижевского, Анатолия Масленкина и Валерия Воронина. Ну, а где же Игорь Нетто и Юрий Кузнецов, Анатолий Ильин и Игорь Численко, Константин Бесков, Геннадий Гусаров и Альберт Шестернев, Михаил Огоньков, Владимир Кесарев и Александр Петров?! Нет, нельзя было даже пытаться отвечать на такой вопрос! Ведь список без труда можно продолжать и продолжать. (При случае придется составить примерно такой же вратарский.) А какое же это было счастье любоваться их игрой, писать о ней и с абсолютным большинством из них общаться! Да, слово абсолютно точное – счастье!
Валерий ВИНОКУРОВ