Полтора месяца назад – а точно сказать, 18 января – исполнилось бы 70 лет Владимиру Федотову. С середины 60-х и до последних дней его жизни мы периодически встречались и беседовали по делу, для печати. Но еще чаще просто перезванивались или где-то пересекались, чтобы поговорить (вероятно, правильнее сказать – поболтать) о новостях, футбольных и не только, о друзьях-товарищах и о не друзьях, о тренерах бывших и нынешних, словом – обо всем, что называется, не для печати. В этой любимой мной и многими рубрике «Годы и люди» о каких-то деловых встречах с Володей мне уже довелось рассказывать (см. «Отцы и сыновья»). В связи же с такой датой, увы, печальной из-за того, что он уже не с нами, познакомлю читателей с самой серьезной, мне кажется, из опубликованных наших бесед, датированной 1973 годом.

В тот день Гриша Федотов встретил меня улыбкой во весь рот, взял за руку, повел в гостиную и, подойдя к стене, показал на портрет: «Деда! Мой деда!». Со стены улыбался, мягко и добродушно, Григорий Федотов, смотрел на сына Владимира, которого не дано ему было увидеть известным игроком, своим футбольным наследником, на внука Григория, на его мать Любу Бескову, дочь своего знаменитого соперника. Мы, взрослые, молчали в грусти от мысли, что не довелось Григорию Ивановичу побывать в этой молодой семье, которой достались в наследство не только знаменитые футбольные фамилии, но и настоящее отношение к футболу, как к замечательному и важному делу жизни. А Григорий-младший не умолкал, не уставая повторять одно из самых любимых слов своего маленького пока словарного запаса. И когда они с Любой ушли, создав нам с Володей тишину для беседы, мы долго не начинали разговор, словно боясь ее нарушить. А потом он заговорил, не дождавшись вопроса:

– Мне не пришлось выбирать в детстве свой спортивный путь. Футбол вошел в жизнь с первыми шагами по земле, когда я норовил толкнуть ногой все, что попадалось на пути. И дошкольником, и школьником я грезил футболом, хотя учился неплохо и интересовался всем, что может и должно интересовать мальчишек. Но едва заслышав по радио футбольные позывные, я бросал все, хватал мяч и бежал во двор играть. Репортажи не слушал – позывные были для меня сигналом к действию.

Прежде чем продолжу знакомить вас с тогдашней нашей беседой, два дополнения. Первое: конечно, к тому времени мы с ним давно уже были на «ты», но в печати принято было общаться только на «вы», что я, кажется, в рубрике «Годы и люди» уже объяснял читателям. Второе: Володина мама тоже была из большой футбольной семьи, три ее брата – Григорий, Василий и Виктор Жарковы – оставили яркий след в истории нашего футбола и по мере сил и возможностей помогали и в формировании Володи как человека и мастера игры.   

– А помните отца на поле? – таким вопросом начал я тогда разговор с Володей.             

– Нет, не помню. Только позже его видел в игре – в матчах ветеранов. И на тренировках, когда он занимался с футболистами ЦСКА. Лет с десяти я бывал на южных сборах, на тренировках в Москве. Как сейчас, помню упражнения, в которых участвовал отец. Устанавливал он, например, десять мячей на линии штрафной площадки и бил по воротам Борису Разинскому. Удар был не особенно сильным, но редкой точности: по заказу отец отправлял мяч в левый верхний угол, в правый нижний, на высоте в метр, впритирку со штангой…. А к концу тренировки Виктор Федоров, Александр Петров обычно просили: «Григорий Иванович, покажите класс». Они уходили с мячами на фланги и оттуда навешивали в штрафную, а отец бил с лёту. Поразительно, как он группировался, клал корпус, ловил мяч так, что прикладывалась нога плотно, и удар получался мощный! У нас на тренировках тоже может такой удар выйти раз-другой, но чтобы подряд серия – такого я с тех пор ни у кого не видел. Такое совершенство – от природы, талант.

– Как вы думаете, тогда больше тренировались?

– Не думаю, а твердо знаю, что меньше. Время было другое, меньше требований, меньше обязанностей у футболистов в игре. За счет способностей можно было достичь большего, чем сейчас. Сегодня футбол заставляет всех, даже самых талантливых, проявлять огромное трудолюбие, работоспособность. Отцу сейчас пришлось бы гораздо больше тренироваться и в игре затрачивать больше усилий. Он об этом сам говорил футболистам, когда работал тренером, а прошло ведь с тех пор уже шестнадцать лет. Футбол усложнился, требует еще большей отдачи. Другое дело, что наше трудолюбие не поспевает за темпами развития игры, и не все понимают, как много надо теперь работать.

– С какого же возраста вы начали заниматься в юношеской команде?

– В 13 лет я поступил в ФШМ, и моим первым официальным тренером стал Константин Иванович Бесков. Интересно, что, рассказывая нам о мастерстве Григория Ивановича, Бесков в первую очередь отмечал не федотовский удар, а его понимание игры, умение дать хороший пас партнеру. Правда, когда я забил сравнительно недавно гол в ворота сборной Кипра – с лёту, правильно положив корпус, – Константин Иванович дома сказал мне: «Ты все сделал точно, как отец». В юношеской команде и потом в команде мастеров ЦСКА, куда меня пригласил Бесков и восемнадцатилетнего поставил в основной состав, я тоже, хоть и забивал достаточно, очень ценил пас и старался быть «комбинатором».

– Как я понимаю, это у вас осталось навсегда, за умение вести игру вас обычно и ценят…

– На словах-то все признают, что нашим командам нужны диспетчеры, организаторы игры, что в футболе главное – мысль. Но на практике получается, что к диспетчерам всегда наибольшие претензии, их умение «читать» и вести игру тренеры зачастую считают как бы второй задачей, требуя от них, прежде всего, выполнения заданий по обороне, по нейтрализации соперников. Наверное, поэтому карьера таких игроков, как Короленков, Гусаров, Амбарцумян, заканчивается раньше, чем полузащитников-работяг. Не случайно, Папаеву или Мунтяну приходится чаще выслушивать критические замечания, чем, скажем, Киселеву, Булгакову или Трошкину. Вот и я в сборной какой-то спорный игрок! Чувствую к себе настороженное отношение. Предпочтение часто отдается полузащитникам, выполняющим локальное задание или так называемый «большой объем работы». Ну, в сборной еще куда ни шло: там ведь есть Мунтян, Коньков, Андреасян! А в ЦСКА только мне приходится выполнять обязанности организатора атакующих действий. И если игра не получается, меня считают первым виновником. В современном же футболе, я убежден, каждый полузащитник, и не только полузащитник, а любой игрок, должен быть «комбинатором».     

– Но ведь вы хавбеком стали не сразу.

– Когда нападающих было четверо, я играл чуть сзади и при этом много забивал. Но самое большое удовольствие, повторяю, я получал от игры в пас, особенно взаимодействуя с Борисом Казаковым. К сожалению, только после его ухода из ЦСКА я по-настоящему понял, как хорошо было играть с ним. Он не был примитивным «тараном», действовал впереди разнообразно, защитникам соперников доставлял столько трудностей, что это нам, его партнерам, облегчало жизнь. Но вот команды стали играть с тремя форвардами, и я логично оказался в средней линии. Сразу почувствовал, что необходимость участвовать в обороне обедняет мою игру, я реже стал появляться впереди. Конечно, в идеале нужны игроки-универсалы, но, пока их мало, нужно так распределить обязанности в команде, чтобы каждый больше занимался тем, в чем он полезнее, сильнее. Вспомните, Воронин на чемпионате мира в Англии сумел нейтрализовать Альберта и Эйсебио, но в тех матчах он меньше участвовал в созидательной игре. 

– Один тренер недавно сказал мне: «Федотов всем хорош, да вот «машинки» не хватает».

– Не согласен я с этим. Физических сил у меня достаточно, но вот не всегда хватает душевного подъема. Причем в тех матчах, когда поставлена задача сначала не дать сыграть сопернику и лишь при случае сыграть самостоятельно. А когда мне говорят: «Ты должен играть, а не работать, атаковать, создавать игру для форвардов», вот тогда у меня «машинки» хватает.

– Вам уже тридцать. Как вы считаете, все ли вам удалось сделать в футболе, что хотели, счастливой ли была ваша спортивная жизнь?

– Однозначно тут не ответишь. Кажется, я могу быть удовлетворен внешней, что ли, стороной своей футбольной жизни. Играл только в самой любимой команде – ЦСКА, был чемпионом страны, лучшим бомбардиром, членом сборной СССР. Постараюсь довести счет голов до ста и попасть в Клуб Григория Федотова. Но в каждом пункте есть свое «но». Почти все время, что я играю, ЦСКА переживает трудные времена, постоянно идет разговор о становлении, поисках игроков и игры. Часто менялись у нас тренеры и футболисты – чуть не 50 нападающих были за это время моими партнерами! Однажды мы вышли на поле, и я обнаружил, что не знаю имен половины игроков. А каждая смена тренера…. В таких условиях нелегко было оставаться самим собой. А для того чтобы игра приносила полное удовлетворение, команда и каждый футболист должны иметь свое игровое лицо, отстаивать собственные взгляды. Если бы в ЦСКА был в эти годы настоящий цельный коллектив, то было бы больше уверенности и в партнерах, и в себе, и забил бы я больше и больше пользы принес бы команде. 

– Но вы ведь еще не собираетесь заканчивать?

– Конечно, нет. Совершенно не чувствую груза 30 лет. Если бы вы не напомнили, если б другие не напоминали…. Нет, кончать не собираюсь. Только сейчас я в полной мере осознаю, что такое настоящий футбол. У меня теперь меньше интуитивных, подсознательных действий, стараюсь все делать осмысленно, понимаю, на чем нужно сосредоточиваться в тренировках, как лучше готовиться к играм. Никогда не соглашусь, что 30-летние должны заканчивать. Разве не обидно, например, что так рано сошли Маношин, Мамыкин? Если б они, да и некоторые другие, остались в ЦСКА в свое время, вероятно, не затянулось бы так надолго становление нашей команды.

– Вы говорили, что не вы выбрали футбол, что это он, так сказать, вас выбрал. Теперь как сложившийся человек задумывались ли вы о том, что вообще футбол дает людям, в чем причина такой его популярности, такого внимания к нему со стороны миллионов людей?

– Да, трудный вопрос. Придется начать издалека. Мне было всего 12 лет, когда я понял, что в футболе есть и нечто иное, кроме его технической стороны. В 1955 году команде ЦСКА вручали Кубок перед матчем с «Торпедо». Я сидел на восточной трибуне стадиона «Динамо». Зрителей было множество. Когда армейцы совершали круг почета, все аплодировали. Отец вместе с другими тренерами шел впереди цепочки игроков. И вот зрители, сидевшие вокруг меня (они не знали, конечно, что я его сын), приветствовали его, обращались к нему с теплыми, дружескими словами, как к близкому, даже родному человеку. Он слышал их, улыбался, махал рукой, а ведь он тогда уже давно не играл! Тогда-то я и понял, что футбол не кончается с последним свистком судьи. Футбол приносит людям радость, и они благодарят тех, кто честно ему служит. В футбольной игре, как в искусстве, есть неповторимость, поэтому нам и запоминаются красивые голы и футболисты, играющие красиво. Из отдельных, присущих только им черточек складывается и остается надолго в памяти облик команды, облик игрока.

Наконец, десятилетие в большом футболе – это концентрированный отрезок жизни, насыщенный борьбой, страстями. И футбол требует полного проявления наших человеческих качеств: трудолюбия, ума, честности, товарищества. Футбол заставляет нас пережить высшие эмоциональные нагрузки, дает испытать радость и горе, счастье и разочарование. Бывает, что сильные на поле люди, испытавшие все это, в жизни оказываются слабыми. Но хочется верить, что это исключения. Хочется, чтобы мастера футбола, закончив играть, оставались и в жизни такими же сильными. То, что было плохого в нашей футбольной биографии, забудется, а хорошее останется навсегда. Но сейчас мне пока трудно даже представить себе, как я могу оказаться вне футбола….

х х х

Любой интересующийся футболом человек знает, конечно, что Володя Федотов ни на день не оказался «вне игры». Он работал тренером в ЦСКА, «Динамо», «Спартаке», в олимпийской сборной и первой сборной СССР. Будучи главным тренером ростовского СКА, привел команду к победе в Кубке СССР. Возглавлял и менее известные клубы, но, став главным тренером «Спартака», не только завоевал вместе с футболистами второе место в чемпионате России, а и поставил команде такую игру, которую болельщики не забывают до сих пор. Впрочем, и было это совсем, кажется, недавно. И, кажется, совсем недавно я слышал его тенорок в телефонной трубке, когда поздравлял его с тем успехом, а потом сочувствовал… но сейчас не буду о печальном, потому что и без того глубокая печаль в дни его не состоявшегося юбилея страшно тяготит…    

Валерий ВИНОКУРОВ